Относительно этимологии существительного грохот не сформировалось единого мнения. По мнению Фасмера, глагол грохотати образован от сущ. грохотъ, которое родственно д.-в.-н. krahhôn ‘трещать’ и др.-инд. gárjati ‘ревет, рычит, бушует’. П. Я. Черных предполагает звукоподражательное происхождение слова грохотъ (как и сущ. хохот) в результате контаминации на русской почве таких слов, как хохот / гогот со словами типа гром. Образования с *groch (например, грохнуть) считает поздними и возникшими вследствие народной этимологизации (искусственного отвлечения корня *groch от *grochotъ, как в словах цокать / цокот). В Этимологическом словаре славянских языков слово грохотъ в свою очередь считается производным от глагола *groxati звукоподражательного происхождения. И. В. Васильева сопоставляет эту лексему с омонимом грохотъ в значении ‘решето для протирания, просеивания’ и возводит их к одному и.-е. корню *gher ‘тереть’ (к которому также относит слав. *groza), предполагая исходным значением для мотивирующего глагола *grochati процесс трения, обработки зерна и далее развитие обозначения «звука как сопровождающего эффекта» [1, с. 126]. Встроенность данной лексемы в систему аблаутных чередований автор считает существенным доводом в пользу происхождения слова не от звукоподражания.
В результате изучения данных основных славянских языков, представленных в этимологических и исторических словарях было выяснено, что лексемы с корнем -грох- и его фонетическими вариантами (как правило, глаголы) распространены во всех славянских языках. Этимологические словари каждого славянского языка сходятся во мнении, что данные лексемы имеют звукоподражательное происхождение и общую семантическую доминанту «подражание звуку», а слова типа грохот считаются производными от них с помощью суффикса -от. В целом наличие во всех славянских языках лексем с элементом -грох- заставляет считать наиболее логичной этимологию, предложенную в словаре Трубачева.
Таблица 1. Данные современных славянских языков
Данные современных славянских языков |
|
‘ГРОМКИЙ ШУМ’ |
‘ХОХОТ’ |
•Польский: gruchot |
•Польский: smiech |
•Чешский: rachot |
•Чешский: chechot |
•Болгарский: грохот |
•Болгарский: кикот |
•Словенский: treskanje |
•Словенский: krohot |
•Сербский: treskanje |
•Сербский: grohot |
•Хорватский: treskanje |
•Хорватский: grohot |
•Украинский: грюкiт |
•Украинский: регiт |
•Белорусский: грукат |
•Белорусский: рогат |
В современных западнославянских языках эквиваленты русского слова грохот, лексемы rachot и gruchot, сохраняются только со значением «грохот, сильный шум», а в южнославянских языках подобные лексемы фиксируются только в значении «громкий смех, хохот» (ср.: словен. krohot, серб. grohot, хорв. grohot, укр. регiт, белорус. рогат — ‘громкий смех’) за исключением болгарского, где слово грохот в значении ‘шум’ считается заимствованием из русского языка.
Для уточнения семантического развития данных лексем на русской почве представляется необходимым в первую очередь рассмотреть их функционирование в древнерусских и старорусских памятниках. Материалом для исследования послужили исторические словари, электронные ресурсы с функцией автоматического поиска: Национальный корпус русского языка, Библиотека литературы Древней Руси Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН, Рукописные памятники Древней Руси, а также авторитетные издания памятников.
Итак, в «Материалах для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского для существительного грохотъ дается два значения: 1) ‘шум’ и 2) ‘хохот’. Подобная последовательность значений создает впечатление, что перед нами основное, прямое значение слова и вторичное, производное. Однако целый ряд фактов заставляет поставить под сомнение подобную иерархию. Глагол грохотатися, образованный от этой лексемы, приводится только с возвратным постфиксом в значении ‘громко смеяться, хохотать’, и у всех производных от него лексем также выделяются лишь значения, связанные со смехом (например, грохотание ‘громкий смех, хохот’, грохотатель ‘тот, кто хохочет’ и т. д.). Словарь древнерусского языка XI—XIV вв. фиксирует глагол грохотати (без постфикса) и приводит для него значение ‘издавать громкие звуки’, а для иллюстрации приводится отрывок из Пчелы (XIII в., список XIV в.): «грохотати же гласомъ и въскыпати тѣлом не кроткы души знаменье, и свѣдительствуеть премоудрыи соломонъ». Однако важно подчеркнуть, что в данном случае глагол грохотати переводит греческий звукоподражательный глагол ἐγκαγχάζω (редупликация междометия kha kha) со значением ‘громко смеяться, хохотать’, поэтому данный пример, скорее всего, не может служить иллюстрацией значения ‘шуметь’ у этого глагола.
Следует отметить, что лексемы с этим корнем не являются частотными в древних текстах. Так, в текстах древнерусского периода существительное грохотъ встретилось всего в четырех переводных памятниках: два раза в значении ‘шум’ (Беседы папы Григория (XIII в., список XIII в.): «Двери… съ велицѣмъ грохотомъ отвръзошася»; Пандекты Никона Черногорца (XIV в., список XIV в.): «Съ грохотомъ, шумомъ и въплемъ») и два раза в значении ‘громкий смех’ (Пандекты Антиоха (XI в., список XI в.): «Ты осклабилъся, а она грохотъмь въсмиялася»; Златоструй (XII в., список XV в.): «Да не посмѣетъся пред тобою грохотомъ»).
Глагол грохотатися отражен в пяти переводных памятниках, как уже было сказано, только в значении ‘громко смеяться’. Например, в Изборнике 1073 г. (XI в., список XI в.): «Дияволъ видить тя гроштюштася лихо и глумяштася», в Поучениях Ефрема Сирина (XIV в., список XIV в.): «На плачь звал тя есть и на рыдание, а ты грохощешися и смѣеши», в Пандектах Никона Черногорца (XIV в., список XIV в.): «Горе смѣющимся, рече Христосъ, смѣющимся бещиньно и хрохощющимъ и посмисающимся и без страха Божия живуще»
Все отрывки, содержащие слова с данным корнем, имеют дидактическую направленность, и рассматриваемые лексемы используются в качестве примера осуждаемого поведения, не отвечающего христианским нормам, отрицательной характеристики человека, обличающей праздный образ жизни. Следует отметить, что глагол во всех случаях стоит в синонимических рядах или входит в состав сочетаний с лексемами, обозначающими смех или веселье.
В старорусский период рассматриваемая группа слов также чаще встречается в значениях, связанных со смехом, однако уже преимущественно в оригинальных текстах. Например, в Слове митрополита Даниила (XVI в., список XVI в.): «Баснословиши, притчи смѣхотворныа приводиши, грохощеши, смеѣешися» или Кормчей Балашева (XVI в., список XVI в.): «Ни имени Дионисова в точилѣх егда вино топчют не призывати ни егда в корчагы лѣют вино не проницати ни грохотанием творити смѣха», Стоглаве (XVI в., список XVI I в.): «Правило 61 и 62 святаго шестаго събора святых отецъ возбраняетъ к волхвомъ ходити и запрещаетъ православным христианомъ поганских и еллинских скверных обычаевъ и игръ, и плесаниа, и плесканиа, и над делвами, сирѣчь над бочками, и над корчагами квасъ призывающе и грохочюще, и прочихъ неподобных дѣлъ творити». С точки зрения содержания все так же превалируют тексты учительного характера.
Таким образом, лексемы рассматриваемой группы в период с XI по XVII вв. фиксируются в основном в значении смеха, в древнерусский период — только в переводных памятниках, а в старорусский — в основном в оригинальных. В значении ‘шум’ встречается только существительное грохотъ (для обозначения собственно шума в памятниках чаще всего употребляются лексемы клопотъ, скрьжьтъ, громъ). Рассмотрев функционирование этой группы лексем в древних текстах, можно предположить, что семантической доминантой в их значении в русском языке изначально был именно смех, значение было функционально-обусловленным: в текстах дидактической направленности при осуждении нежелательного поведения, как правило, требуется экспрессивная лексема, а рассматриваемые слова являются единственными экспрессивными синонимами к лексемам смѣхъ / смѣятися и т. д. Однако поскольку у существительного грохотъ все же фиксируются значения шума, мы можем полагать, что периферийным ответвлением являлся шум вне смеха. Как переходную ступень можно отметить устойчивое сочетание смѣятися грохотомъ, где существительное выступает скорее в роли характеристики смеха по звуку или качеству (=громко смеяться).
Подтверждением наличия периферийного значения ‘шум’ у этого слова также может служить наличие у существительного грохотъ значения ‘решето для протирания зерна’, которое впервые фиксируется в Словаре русского языка XI—XVII вв. в текстах XVI—XVII вв.
К слову, подобная семантическая параллель (то есть перенос именно от смеха к шуму) известна также и в латыни: ср. латинское cachinnus ‘смех’, у Катулла cachinnus undarum — рокот волн; cachinare ‘хохотать’, у трагика Акция — рокотать (о волнах). А в английском и немецком языках, например, перенос значения осуществляется в обратном направлении: ср. немецкое vor Lachen brüllen ‘гоготать, хохотать’, где brüllen — ‘реветь, грохотать, греметь (об орудиях, волнах, громе)’, английское roar ‘рев, шум, грохот’ в разговорной речи может означать громкий хохот.
Что касается семантического развития исследуемой группы слов в XVIII и XIX вв., следует отметить, что в Словаре Академии Российской у существительного грохотъ и у других однокоренных лексем, кроме значения ‘решето’, выделяются лишь значения, связанные со смехом. Подчеркнем, что даже у слова грохот, которое в древних текстах могло обозначать шум, отмечено только значение смеха. Все толкования приводятся с пометами «простон.», что свидетельствует об изначальной экспрессивности этого слова. Лексема с возвратным постфиксом в Словаре Академии Российской уже не представлена, что может говорить о постепенном обособлении ее от лексемы смеяться. В XVIII веке также сохраняются и другие лексемы с этим корнем: грохотунъ ‘любитель смеяться’, грохотня ‘громкий смех’ и т. п. которые в дальнейшем из разряда просторечных перемещаются в диалектные.
В Национальном корпусе русского языка для XVIII века фиксируется всего два употребления этих лексем: грохот в значении ‘решето’ («но должно его напередъ прометать сквозь грохотъ») и грохотать в значении ‘громко смеяться’ («молоденькие грохочут и пляшут»). В Словаре русского языка XVIII в. для слов этой группы как первичное дается значение ‘производить грохот, шум, стук, звук с переливами’ с иллюстрациями из Державина: «грохочет эхо по горам», «но вдруг отдавшися от холма возвратным грохотаньем грома гремит и удивляет мир». Значения, связанные со смехом, выделены как оттенок с пометой «простонар.» без каких-либо примеров употребления и со ссылкой на Словарь Академии Российской. Однако подобная иерархия значений представляется скорее обусловленной лексикографической логикой конструирования метафоры, а не историческими закономерностями функционирования слова.
Как видим, на протяжении XVIII века рассматриваемые лексемы продолжают употребляться крайне редко и сохраняют значение смеха в качестве основного (если признать толкования Словаря Академии Российской более релевантными, так как он составлен в рассматриваемый период и отражает языковую рефлексию именно того времени). Употребление же Державиным слов этой группы в значении шума, по-видимому, обусловлено прежде всего нуждами поэтического языка, однако можно предположить, что данное значение постепенно закрепляется в языке как основное обозначение громкого шума, в то время как существительное громъ, ранее обозначавшее громкий шум, начинает употребляется преимущественно для обозначения звукового явления, сопровождающего разряд молнии, то есть у слова громъ происходит постепенное сужение значения.
Постепенный переход связанных со смехом значений слова грохот и родственных в разряд вторичных, объясняется, возможно, тем, что в языке XVIII века начинают активно функционировать слова хохот / хохотать, которые являются семантическими дублетами к словам грохот / грохотать и заменяют рассматриваемые лексемы в литературном языке.
По данным Национального корпуса русского языка, активное употребление рассматриваемых лексем в значении громкого шума начинается только с первой четверти XIX в. Примечательно, что данное значение входит в активное употребление первоначально в составе устойчивых словосочетаний грохот пушек / орудий / выстрелов, в то время как в текстах XVIII в. фиксировался исключительно гром пушек / орудий и т. д. Представляется, что в этот период происходит окончательное закрепление значения громкого шума в качестве основного для слов рассматриваемой группы. Значение смеха переходит в разряд вторичных и продолжает встречаться в текстах уже в качестве просторечного либо очень экспрессивного.
Так, оно сравнительно часто продолжает встречаться в текстах XIX в., как правило, в контекстах, связанных с описанием деревенской жизни или в речи персонажей с целью имитации просторечного слога. Например, у Максима Горького (Тронуло, 1896): «Воззрился, это, он на меня за такие мои слова зверем, а я картуз надел да и был таков… Вот и теперь все грохочут», у Короленко (Яшка, 1880): «Смеялся старичок помощник, моргая подслеповатыми глазками, грохотал толстяк офицер, сострясаясь тучными телесами, хихикала тюремная крыса…», у Салтыкова-Щедрина (Пошехонская старина, 1887): «Гости грохочут. Даже лакеи позволяют себе изредка улыбнуться» и т. д.
Таким образом, можно предположить, что развитие значения и употребления слов с корнем -грохот- в истории русского языка выглядело следующим образом:
1) данные лексемы, скорее всего, образовываются в праславянском языке и являются производными от звукоподражательного экспрессивного глагола *groxati. Дальнейшая семантическая специализация в славянских языках проходит по-разному: в древнерусском языке доминантной становится именно смех, однако у существительного грохотъ как периферийное может реализовываться и значение ‘громкий шум’. В целом же в XI—XVII вв. слова этой группы употребляются сравнительно нечасто и имеют функциональную закрепленность: то есть характерной сферой их употребления является учительная литература;
2) в XVIII в. начинают происходить изменения в употреблении, а следовательно и в семантической структуре данных лексем: начинают широко употребляться слова хохотъ / хохотать, что мотивирует переход у слов грохотъ / грохотать значений, связанных со смехом, в разряд вторичных, в просторечные; значение громкого шума у этих слов все еще встречается крайне редко и не фиксируется Словарем Академии Российской, отражающим языковую рефлексию носителя языка эпохи; в значении шума, как правило, употребляется собственно слово шумъ, а также громъ;
3) в XIX в. происходит окончательное закрепление значения громкого шума за словами грохот / грохотать, так как они перестают прямо ассоциироваться со словами, обозначающими смех (типа гоготать, хохотать и диал. горготать, греготать, горготать), то есть можно предположить, что происходит расширение значения лексем, а значения смеха фиксируются далее как вторичные и просторечные.