Этико-правовые проблемы суррогатного материнства носят интернациональный характер. Так, на Международной конференции «Биоэтика, медицинская этика и здравоохранительное право» (21-23 марта 2017 г, Лимассол (Кипр), Malke Borowсреди основных негативных трендов медицинского туризма отметил, что часто мотивацией медицинского туризма является то, что суррогатное материнство (а также аборт, ЭКО, лечение стволовыми клетками) не легализовано в стране пациента – медтуриста. В результате этого возникает противоречие национального законодательства пациентов и законодательства Израиля, и до сих пор нет единого понимания, как решать такие трансакции. Будет ли преследование для пациентов, когда они вернуться в страну, где эти виды помощи являются не законными. Будут ли предприняты какие-то санкции для страны, предоставляющей услуги иностранцу. И какие юридические проблемы могут возникнуть для доктора, который вместе с пациентом пересек границу именно с этой целью – проведения нелегальной в его стране процедуры
Сегодня в России остро стоит проблема резкого ухудшения демографии. Тем самым становится актуальными вопросы экстракорпорального оплодотворения и суррогатного материнства.
Конституционными основами репродуктивных прав человека являются, в частности, ст.ст. 21, 23 и 38 Конституции Российской Федерации. Первый ребенок, родившийся с помощью метода экстракорпорального оплодотворения, появился на свет в Англии 25 июля 1978 г. Почти одновременно с этим событием вопросы, связанные с ненатуральными способами рождения человека, стали предметом обсуждения среди юристов, в том числе и в нашей стране.
За рубежом обычно используется более широкое понятие суррогатного материнства. Так, например, в США под суррогатной матерью понимается любая женщина, вынашивающая ребенка не для себя, в силу обязательств, взятых ею перед иными лицами с целью последующей передачи ребенка этим лицам. В Англии под суррогатной матерью понимают женщину, вынашивающую плод, и рожающую ребенка в интересах (в пользу) другого лица или лиц и соответственно согласившуюся передать ребенка этим лицам после рождения. В Израиле суррогатной матерью закон признает любую женщину, в том числе и генетическую мать, родившую ребенка для передачи другим лицам.
Таким образом, для определения понятия суррогатное материнство необходимы два важных критерия: наличие генетической связи (в том числе и в усеченном виде) между лицами, ожидающими ребенка и ребенком, факт вынашивания женщиной ребенка с целью передачи лицам, его ожидающим.
В Российской Федерации суррогатное материнство законодательно закреплено в ч.9 и 10 ст. 55 «Применение вспомогательных репродуктивных технологий» Федерального закона «Об основах здоровья граждан в Российской Федерации» (№ 323 ФЗ oт 2011 г.) как «вынашивание и рождение ребенка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключенному между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям» [1]. В ч.10 указанной статьи прописаны требования к суррогатной матери (возраст, наличие одного ребенка и др.). Особенностью суррогатного материнства является то, что в отличие от иных способов зачатия ребенка появляется дополнительная сторона – суррогатная мать, в зависимость от воли которой закон ставит решение вопроса о судьбе будущего ребенка. Согласно нормам СК РФ лица, состоящие в браке и давшие согласия на имплантацию эмбрионе другой женщине с целью его вынашивания, после рождения ребенка могут быть записаны в качестве родителей в книге записей рождения только с согласия женщины родившей ребенка (ч.2 п.4 ст. 51СК РФ).
Таким образом, российское законодательство признает такой институт как суррогатное материнство, однако, достаточного правового закрепления данный институт не получает. Необходимо более детальное закрепление прав и обязанностей сторон, определенных ст. 55, в отдельном нормативном акте, поскольку применять к сторонам обязательства нормы Гражданского кодекса, как к иным двусторонним сделкам, представляется не этичным [3, 5, 9]. Решению рассматриваемой проблемы будет также способствовать выделение в гражданском праве отдельной отрасли – медицинского права, субъектный и объектный состав которого более адекватен законотворческой и правоприменительной практике в рассматриваемом проблемном поле [2, 6,7].
Кроме того, многие исследователи считают, что норма п.9 ст.55 ущемляет права одиноких мужчин, лишая их возможности воспользоваться услугой суррогатного материнства. Вопрос определения качества такой услуги также остается дискуссионным [8,10].
И тем не менее, судебная практика и данные обзора специальной литературы показывают, что в рассматриваемом проблемном поле преобладают биоэтические споры. Причем эти этические конфликты носят интернациональный характер, о чем свидетельствует тематика международных конференций по Биоэтики (UNESCO Chair in Bioethics 10th World Conference on Bioethics, Medical Ethics and Health Law, Jerusalem, Israel, January 6-8, 2015 [4].
Медицинская деятельность по-прежнему сильна, и расширяющийся каталог «медицинских условий» предлагает процветающий и плавучий рынок медицинских услуг. Применение технического языка дает клинический императив, и он проникает во многие разные области. В последние годы это стало особенно заметным в профилактической или активной области здравоохранения. Здоровье пронизывает все аспекты жизни: работа, досуг и даже сознание теперь попадают в сферу медицины. Средства масс-медиа все чаще призывают к ответственности за здоровье. Клинические скрининговые программы, прививки и прием добавок становятся нормой для всех.
Мы все становимся участниками новой демократии в медицине. Правительства «подталкивают» нас к принятию «здоровых» решений и выборов, в то время как «волнуются хорошо» - это очень узнаваемое присутствие. По данным Nicola Glover (Thomas Professor of Medical Law School of Law, University of Manchester, UK) В Великобритании «подталкивание» стало политическим инструментом выбора, и правительство поддерживает 20-летнее заявление о том, что NHS существует, чтобы «способствовать хорошему здоровью, а не только оказывать медицинскую помощь людям, когда они заболевают». Сейчас мы живем в мире, где пациенты участвуют, а не подвергаются принятию решений от их имени.
В настоящее время никакая область медицины не может уклониться от биоэтической рефлексии, поскольку взрыв биологических знаний и диагностических и терапевтических возможностей постоянно ставит вопросы о путях, ограничениях и возможностях использования научных достижений, которые, если их не контролировать, могут даже подорвать самое будущее человека. Темы экспериментов и измененных отношений между врачом и пациентом особенно деликатные, потому что они постоянно ставят под сомнение этические принципы автономии, положительных эффектов и справедливости.
Проведение экспериментов является необходимым для прогресса медицины, но для ее внутренних рисков требуется широкая сеть этико-правовых гарантий для пациента, чтобы регулировать принципы, методы и цели реализации, чье уважение находится в руках комитетов по этике, подотчетных независимых органов для защиты прав и благополучия пациентов, набранных в экспериментах, для обеспечения публичной гарантии. В их отношении с пациентами врачи привержены не только все более сложной деятельности с технической точки зрения, но также, благодаря большей этической и профессиональной осведомленности, в близости к пациентам, уважающим их разнообразные и сложные права людей. Это самый высокий синтез биоэтической эволюции, которому доверено практическое решение конкретных медицинских проблем в комплексном представлении о полном уважении к человеку.