Магжан Жумабаев – поэт удивительной чистоты и таланта. Творивший вначале ХХ века, он вошел в ряды мастеров слова, представляющих вершинную когорту мировой поэзии. Проникая в глубину его поэзии, в тайну словотворчества, не перестаешь удивляться присущему его мышлению масштабному контексту, который позволяет исследовать его поэзию с различных позиций литературоведения, с различных позиций научной объективации. Неукротимая устремленность духа в ввысь, внутренний стоицизм, эмоциональная полифония, неутомимое движение души, бесконечная работа поэтического сознания – неотъемлемые черты в дискурсивном пространстве его поэзии, черты, составляющие специфику его поэтического дискурса, в основе которого лежит такое явление, как лиминальность.
Таким образом, поэтический дискурс – это действительно сложное, многомерное образование с не менее сложной структурой и специфическими ресурсами, в пределах которых особую роль играют, наряду с другими, формы когниции, к примеру, поэтические концепты, придающие особую ментальную ауру коммуникативному событию, развертываемому в поэтическом тексте. Выступая в художественном тексте в ряду ментальной индексации, концепт зачастую представляет собой, как отмечает Е.В. Лобкова, некую мыслительную сущность, включающую в себя не только понятийный, но и оценочные и эмотивные компоненты, а также различные представления, ассоциации, выражаемые языком. Беря это определение за основу понимания сути концепта, обратимся к поэтическому дискурсу Магжана Жумабаева, в системе которого существует целый пласт ментального свойства концептов, создающих особый семантически подвижный мир лирики поэта.
В созданном Магжаном дискурсивном пространстве поэтического текста читатель в качестве реципиента всегда ощущает активное действие «смыслопорождающих энергопотоков», которые находят свое концептуальное выражение в знаково-символической интерпретации тех или иных образов. Зачастую носителем подобного рода энергопотока является лирический герой, либо лирическое «я», близкое к авторскому «я», присутствие которого выражено в основном неявно, лирический субъект, но сознание субъекта, проникающего окружающий мир, вселенную, всегда и неизменно доминантно.
В этой связи интересно отметить, что главной константойсодержания поэтического дискурса Магжана является не философская мысль, которая, кстати, присуща поэзии Абая: ведь за пластом конкретной референции изображаемого, то есть его предметности, мы обнаруживаем необычайную глубину философского подтекста, очень органичного и неотъемлемогоу великого казахского поэта. Магжан же позиционирует своего героя болеесозерцателем, нежели философом, но взгляд героя-созерцателя также пристален и проникновенен, как у философа, но не столь тяжеловесен и плотен, как это бывает в философском тексте, и мысль, обобщающая этот проникновенно-созерцающий взгляд, порой выражается в такой утонченно поэтичной и одновременно парадоксальной форме, что когнитивный аспект поэтический дискурса в результате влияния данной парадоксальностиобретает необыкновенную притягательность, символическую масштабность. Результат созерцания, отраженный в концепте сознания, – восхождение к очередному этапу знания, к опыту, помогающему в какой-то степени преодолеть ступени негации, коей исполненычеловеческий быт и бытие.